Специальный корреспондент издания «В мире спорта» Александр Косяков побеседовал с Алексеем Петрушиным — чемпионом и обладателем кубка СССР в составе московского «Динамо». О доверии тренеров, о чём он жалеет по прошествии лет и о том, что не стал бы менять в жизни ни при каких обстоятельствах, об этом и многом другом читайте в эксклюзивном интервью с Алексеем Петрушиным.
Футболиста московского «Динамо» 70-х годов Алексея Петрушина помнят все любители футбола со стажем, к которым я отношу и себя. Идея взять у Алексея Алексеевича интервью возникла после недавнего пятиминутного общения с ним на мероприятии, посвящённого памяти Игоря Численко. Мне сразу стало понятно, что этот человек, не только много помнит и знает, но может ещё и интересно обо всём рассказать. А ещё после общения с ним могу с уверенностью сказать, что такое понятие, как доброта души, в полной мере относится к этому повидавшему многое в жизни, убеленного сединой, человеку. Он не играл за сборную страны, даже, к моему удивлению, ни разу не входил в списки тридцати трёх лучших футболистов по итогам сезона, но он был всегда честен и перед собой, и перед другими, и, конечно же, перед делом всей своей жизни — футболом. Да, он не сделал всего того, что мог бы сделать, но и то, чего он добился, это далеко не мало. Достаточно лишь напомнить юным болельщикам бело-голубых, что он был незаменимым игроком того состава, который 47 лет назад добыл для «Динамо» пока что последнее чемпионство. Он поиграл у знаменитых тренеров, на его пути встречалось много интересных футболистов, и в итоге рассказ о них и о своей жизни в футболе вылился в увлекательную двухчасовую беседу.
— Алексей, не забывают вас журналисты?
— Иногда звонят по текущим вопросам, даю комментарии.
— А когда играли, часто попадали под журналистскую критику?
— Всякое было. Да и журналисты тоже разные бывают. Самыми уважаемыми считаю Валерия Винокурова и Олега Кучеренко. Они отличались объективностью: если я играл здорово, то так они и писали, а если что-то не клеилось, то получал порцию критики.
— Расскажите немного о этапе вашей футбольной карьеры до того, как вы попали в московское «Динамо»? Вы ведь в прославленный клуб не с неба упали, как говорится, а успели ещё и в юношеских сборных поиграть…
— Если брать в расчёт серьёзный футбол, то началось у меня всё с люберецкого «Торпедо». Туда меня в детско-юношескую школу двенадцатилетним взял Игорь Фёдорович Байков, которого с гордостью могу назвать первым тренером. А до этого была команда, которая базировалась в военном авиационном гарнизоне в областном доме офицеров. А в неё меня привели старшие ребята, с которыми я ещё во дворе начинал гонять мяч.
— Вы уже тогда чем-то выделялись?
— Не могу точно сказать, но когда ты сам играешь в одной команде с более старшими ребятами и против тех, кто на три года тебя старше, наверное, это о чём-то говорит. По крайней мере, характер крепче становится.
— И как у вас развивались дела в «Торпедо»?
— А дальше уже взрослая команда была. Я в ней оказался в 1968 году, когда мне уже было шестнадцать. Моим тренером был достаточно известный специалист: Валентин Евгеньевич Морозов. «Торпедо» выступало тогда в классе Б. Команда у нас была хорошая, а, вообще, за всю историю этого клуба семь игроков из него играли в высшей лиге советского футбола.
— Вы всегда в полузащите играли?
— Нет, начинал я оттянутым нападающим. Был сезон, когда мы вместе с Володей Редином из Мытищ (его потом в московский «Спартак» взяли) по тридцать пять мячей забили, а так играл на разных позициях, но в основном справа в полузащите. Меня заметили и пригласили уже на сборы в Сочи в юношескую сборную РСФСР, тренером которой был Иван Иванович Конов, который с московским «Динамо» и чемпионом становился, и кубок СССР выигрывал. Хорошо помню этот вызов, потому что в Сочи мы на самолёте летели, а до этого все выезды у меня только на поездах были. На сборах меня ставят опорником. Там была огромная конкуренция, ещё человек десять на эту позицию претендовали. Ребята все из дублей команд Высшей лиги. Потом их всех отсеяли, а меня одного оставили. Уверен, что я Конову за счёт своей огромной работоспособности приглянулся. И я уже потом готовился на турнир сначала в Белоруссии, а после того, когда мы его выиграли, поехали в Узбекистан на финальный турнир. В нашей команде были Толя Байдачный и Толя Кожемякин, потом его признали лучшим нападающим. Позже я вместе с ними в московском «Динамо» оказался. В Ташкенте уже играли с Украиной, а за них выступали Олег Блохин, Александр Дамин, Валерий Зуев… Украина всегда была богата футбольными талантами. За «Трудовые Резервы» Миша Булгаков играл, а за сборную Узбекистана — Миша Ан, мой друг, отличный футболист, кореец, глаза узкие, тонко понимал футбол, поле великолепно видел. Если бы ни авиакатастрофа, в результате которой он погиб вместе со всей командой, он бы мог вполне вырасти в очень большого футболиста. С Володей Фёдоровым, тоже оказавшимся в этом самолёте, они здорово играли и за сборную, и за «Пахтакор». Мы с Мишей ещё потом в союзной сборной пересекались. Был такой тренер Лядин Евгений Иванович — он нас тогда вызывал вместе на сборы перед отборочными матчами чемпионата Европы.
— Почему у вас не сложилось дальше со сборной? В отличии от вас Михаил Ан и капитаном той сборной стал, и чемпионат Европы среди молодёжи выиграл.
— Не любил, когда на меня давили, да и ещё если не по делу. Помню, когда меня вызвали на сборы в Очамчиру (есть такой городок в Абхазии), то команду повезли на экскурсию в обезьяний питомник в Сухуми. А я не поехал, решил один потренироваться, тем более что я там уже был. А вечером на ужине ко мне подходит Лядин, чувствую от него запашок идёт. Грузин не зря всегда в команды брали. Благодаря им, чача всегда водилась. Стал наезжать: «Почему не поехал, ты что особенный» и. т. д. Я не промолчал, ответил. Слово за слово, в итоге это был для меня последний вызов в сборную. Сейчас об этом жалею, а тогда не думал о последствиях. Был уверен в себе: меня лучшим полузащитником на турнирах признавали, но, видно, дальше не судьба была.
— О Льве Ивановиче Яшине какие у вас остались воспоминания?
— Он меня спас от ЦСКА, хотели туда в армию забрать.
— Каким образом, вы же в «Динамо» играли? Там с армией насколько я знаю, проблем не было.
— В конце 1972 года, уже приняв присягу в «Динамо», я играл за основу, и тут неожиданно на меня пришла разнарядка из ЦСКА. Приехал как-то домой, и вдруг в пять утра звонок в дверь: мать пошла открывать, потом заходит ко мне в комнату и говорит: «Иди, там какие-то военные тебя спрашивают». Подхожу, спрашиваю: «В чём дело?». А они мне: «Собирайся давай и поехали в ЦСКА служить». Я им показываю военный билет, они смотрят, а там ошибка. Документ был выдан в Люберцах, а печать московская.
— Неужели эти люди не знали, что вы в «Динамо» уже играете?
— В том то и дело, что в те годы, было очень сильное противостояние между ЦСКА и «Динамо». Такое, что никто ни на что внимания не обращал. Есть приказ достать игрока любой ценой, всё — выполняй. Виктора Колотова, когда в Киев хотели забрать, то аэропорт Шереметьево оцепили. А вы спрашиваете, как можно? Если надо, то можно было всё.
— И как в такой непростой для вас ситуации помог Яшин?
— Дело было так: меня забрали и отвезли в люберецкую комендатуру, посадили в камеру, дежурный капитан как стал на меня орать, что если не поеду в ЦСКА, то он меня отправит в Диксон служить, там не то, что про футбол, говорит, про всё забудешь. Но на моё счастье, в этой комендатуре я случайно встретил парня из параллельного класса (он там работал), и я его попросил зайти к моей маме и передать ей, чтобы она срочно ехала в «Динамо» к Яшину и всё ему рассказала. И уже на следующий день по отношению к себе я понял, что делу дан ход. Потом я узнал, что Лев Иванович мою маму сразу успокоил, а вскоре сам переступил порог заведения, в котором я находился уже два дня. Вы не представляете, что там было: сбежались все. Такое событие, сам Яшин приехал. После этого меня вызвал начальник комендатуры, герой Советского Союза: вижу, на лице улыбка, мы с ним по душам поговорили, попили чаю. А уже потом приехала машина из «Динамо» и забрала меня. Ну а позже мне вручили правильно оформленный военный билет.
— Алексей, если не ошибаюсь, в ташкентском «Пахтакоре» вы поиграли бок о бок с папой знаменитой нашей гимнастки Алины Кабаевой — Маратом Кабаевым. Можете сказать пару слов об этом футболисте?
— Да, мы не один год играли вместе. У Марата здоровья, как у нас говорили, было «лом». Он 90 минут мог пахать, как трактор. Я всегда ему говорил: «Марат, посмотри на Андрюху Якубика, у тебя здоровья больше, чем у него. А он ведь и забивает много, и лучшим бомбардиром чемпионата стал. Андрюха действует рационально, стоит в штрафной, в обводках почти не участвует, а когда надо бежать, бежит. А ты любишь возиться с мячом, там, где надо и там, где не надо, и на своей половине, и на чужой, ты уже в штрафную соперника без сил приходишь. Там, где достаточно поставить точку, ты уже не можешь ничего сделать». А ещё на его игре сказывались вечера в ресторане гостиницы «Узбекистан». Там все команды останавливались. Мы его «книжкой» называли. Деньги платили нам приличные, обычно полкоманды собиралось, хорошо гуляли и оставляли соответственно здоровье.
— А в другие клубы вас звали?
— Когда приехали с «Пахтакором» на первую игру в Днепропетровск, ко мне подходит Лёха Колтун (был такой вратарь в своё время в «Днепре»), и говорит: «Где ты был? Мы тебя искали в Москве, тебя хотели видеть в команде наши боссы». Тогда у «Днепра» Емец с Жиздиком рулили, а он им помогал. Банду там они собрали мощную тогда: Протасов, Литовченко молодые пришли, позже они в 83-м чемпионами стали. Но я уже слово дал «Пахтакору», хотя условия в «Днепре» были лучше. Я вообще такой человек, если что-то обещал, то надо слово держать. А иначе как потом людям в глаза смотреть!
— Не жалеете, что с «Днепром» не получилось, нашли бы вас тогда в Москве, и были бы вы, может, с ними ещё раз чемпионами?
— Честно скажу, не жалею. Я столько приятных моментов с «Пахтакором» пережил, со столькими интересными игроками поиграл. Чего стоит Стёпа Юрчишин, и футболист прекрасный, и парень классный. А Эдик Гесс… У нас очень хорошая команда в 82-м году подобралась. И дружная, и играли здорово. Мы тогда и «Динамо», и «Спартак» «возили». Это были для нас сладкие булочки. При том, что у «Спартака» полузащита была сумасшедшая: Гаврилов, Черенков, Шавло. Но мы их так гоняли у себя, что они и пикнуть не могли. И Петрович (Николай Петрович Старостин, — прим. автора) тогда за голову схватился, в шоке был. При полном стадионе «прибили» их, помню, 2:0. И «Динамо» соловьёвское тоже не раз обыгрывали.
— Вы же пришли в «Пахтакор» в середине сезона 1981-го года, когда команда внизу таблицы была, а потом на последнем месте чемпионат закончила. Стоило туда идти?
— Но, во-первых, я шёл к Иштвану Секечу: и к тренеру хорошему, и к человеку. Во-вторых, я знал, что команда в этом году не вылетит. После того, как «Пахтакор» разбился в 1979-м году, то дали ему три года на сохранение команды в Высшей лиге, без права вылета. И это как раз был последний «защищённый» год, когда я пришёл. А при мне Секеч или Йожефович, как мы его звали, стал формировать новую команду, которая в 1982 практически сразу и выстрелила, заняв шестое место. Кто помнит чемпионаты СССР, тот может это оценить: ниже нас расположились в таблице и московское «Торпедо», и ЦСКА, и «Зенит» из Ленинграда. А московское «Динамо» так вообще заняло одиннадцатое место. А Андрей Якубик, несмотря на свои десять лет, проведённых за московское «Динамо», выдал за «Пахтакор» выдающийся сезон, забив в итоге 23 мяча, и стал лучшим бомбардиром. И это ему в итоге помогло войти в клуб имени Григория Федотова.
— А по подробней можно рассказать про эту вашу команду…
— Начать нужно с того, что в 81-м году команда много пропускала, и Йожефович отрядил меня в защиту, на позицию «либеро». Сказал, что опыта у меня много, справишься. Скажу честно, сначала было тяжеловато, а потом постепенно втянулся. В защите у меня было три «собаки». Передо мной играл татарин Мустафа Белялов, резкий, неуступчивый, он просто выгрызал всё вокруг. Слева — Гена Денисов – местный, ташкентский, а справа — Валерка Якимцов, друг мой, из ленинградского «Зенита». Впереди в опорной зоне — Серёга Бондаренко, тоже питерский, плюс Журавлёв Сашка из «Уралмаша». Мы в том сезоне 14 матчей на ноль сыграли. Дома проиграли только Минску и Киеву, которые заняли первые два места.
— Вы играли под руководством трёх выдающихся тренеров. У Константина Ивановича Бескова, Гавриила Дмитриевича Качалина и Сан Саныча Севидова. Иштвана Секеча выношу за скобки, но о нём тоже несколько слов хотелось бы услышать.
— Если говорить о Константине Ивановиче Бескове, то для него дисциплина была краеугольным камнем. Он был категорически против того, чтобы футболисты приезжали на базу на собственных машинах. Бесков считал, если у человека есть машина, то футбол у него уже не на первом месте. А футболист, по его мнению, должен 24 часа думать только о футболе. Он сам был таким и с других это требовал. Помню, как он ставил меня на базе к стенке и заставлял, чтобы я оттачивал удары. Я ему благодарен, что он мне привил серьёзное отношение к футболу. Ценил очень игроков, которые полностью себя отдавали игре, и, прежде всего, надёжность. Ну что я, был каким-то выдающимся игроком? Нет, конечно. Но он знал, что я его никогда не подведу. Я был «его» футболистом, любил квадраты, он меня тогда с Гавриловым хотел в «Спартак» взять.
— А представляете, если бы удалось попасть в тот бесковский «Спартак» …
— Сейчас уже что об этом говорить! «Спартак» была моя команда по стилю, по пониманию игры. В 1975 году в Москве был турнир по мини-футболу, потом мы в Америку ездили, там тоже в мини играли. Вот где проявляются все лучшие футбольные качества: быстрота реакции, видение поля, мышление. Всё на ограниченном пространстве. Просто получаешь удовольствие от шикарного паса, от игры в одно-два касания, это моя стихия. Одним словом, коллективный футбол. Хорошо помню свой первый матч в Киеве, когда выходил на замену. Бесков меня подзывает, видит, что у меня коленки дрожат и говорит: «Видишь Мунтяна на поле? Надо сделать так, чтобы его не было». А Володя Мунтян был для меня тогда небожителем. За тридцать отведённых мне на поле минут я не дал ему ничего сделать, задачу выполнил, и даже в атаках поучаствовал, и забить мог. Выиграли мы в гостях при 60 тысячах зрителей 1:0. После этого Константин Иванович в меня поверил, стал уже на целые матчи выпускать. Ещё запомнились тактические многочасовые разборы. Я очень уважал Бескова, даже чуть побаивался. Авторитет, одним словом.
— Часто потом приходилось персонально играть?
— Вообще, меня можно назвать персональщиком, здоровья много, играл цепко, до грубости не опускался. Да и задачу свою практически всегда выполнял по выключению важного игрока из процесса. Мы когда в Кубке кубков с румынской «Университатей» играли, так я не дал играть их лучшему игроку Балинту. Их тренер после матча сказал, что у меня два сердца. А вообще человеком с двумя сердцами называли нашего динамовца Валерия Маслова.
— А что скажите про Качалина?
— Гавриил Дмитриевич — это отдельный человек. За всё время, что я его знал, он лишь один раз матом ругнулся, и то на скамейке в сердцах. Интеллигент до мозга костей, начитанный, эрудированный. Он нас своим интеллектом просто подавлял.
— А что, другие тренеры так сильно ругались?
— Нет. Просто вспоминается резкий контраст на фоне других. Качалин о футболе знал практически всё. Мы его звали между собой «дедуля». Записочки у него всегда были с собой, а там пометки, установки. Его все знали и уважали, и мы это хорошо чувствовали. Играли с полной отдачей, чтобы не подвести, оправдать доверие. Оказывается, кнут-то не всегда бывает нужен (смеётся).
— А в футбольном плане?
— А что в футбольном: я при нём в 1973 году все игры без исключения сыграл, практически без замен. Полное доверие. О таком тренере можно было только мечтать. С ним мы «бронзу» выиграли.
— А Сан Саныч как? Почти все ваши успехи при нём случились…
— Сан Саныч Севидов — это самая яркая страница моей биографии. Если давать портрет Сан Саныча, то я бы объединил в нём вместе и жёсткость Бескова, и мягкость Качалина. Можно сказать ещё так: интеллигентный был, но гайки мог закрутить. Когда надо, он был жёстким, когда надо, отпускал вожжи. А что объединяло всех этих тренеров: так это то, что мяч у них — первооснова тренировочного процесса. Всё было построено на упражнениях через игру с мячом. Помню, как Севидов подходил после общей тренировки и говорил: «Лёш, я вижу, что ты работаешь на тренировках на 100 процентов, но надо ещё передачки бы отработать». И мы с Олежкой Долматовым оставались и минут пятнадцать ещё и передачами занимались.
— Олег Долматов ваш друг?
— Да, мы с Олежкой друзья. Он меня кстати и в ЦСКА звал с собой работать.
— И почему не пошли?
— У меня тогда как раз в московском «Динамо» намечалась работа.
— Алексей, вот вы с такой любовью говорили обо всех этих тренерах, о мягкости, интеллигентности, доверии. Но разве игроки не злоупотребляли этим?
— Конечно, злоупотребляли.
— Вы, кстати, как к алкоголю относитесь?
— Старался тогда воздерживаться, и сейчас не употребляю. Была цель в жизни, да и вообще меня никогда не тянуло к спиртному. В детстве ещё насмотрелся всякого.
— Удивительно. Мой респект! Но таких же не любят. Ведь у футболистов постоянно компании и. т. д.
— Ко мне ребята везде и всегда хорошо относились. Никогда не понукали этим. Я ведь никогда никого не сдавал. Вёл себя по отношению к ним честно и порядочно. А что касается подрыва доверия, то, конечно, были случаи. У нас три состава было, кто-то и позволял себе, не без этого. Но у нас и при Бескове, и при других тренерах на базе всегда перед тренировками давление мерили. Так что, контроль был постоянный.
— Ну а теперь завершите свои воспоминания о тренерах рассказом про Иштвана Секеча.
— Когда я пришёл в «Пахтакор», то сразу понял, что это мой тренер, что это тот человек, с которым душевно и комфортно работать. Кто был футболистом, тот меня сразу поймёт. Я мог с ним поспорить, предложить что-то. Мне уже тогда говорили в окружении команды люди: «Алексей, из вас тренер хороший получится». В отличии от Бескова, Качалина и Севидова, у Секеча на первом плане была физика. Мы могли пять на пять на всё поле играть. У нас был такой нападающий, Игорь Семенка: скорость у него была сумасшедшая, но, если можно так выразиться, он был без башки. Я говорю Йожефовичу: «Зачем мне это нужно, по всему полю за ним гоняться?». Я вообще, вырос на квадратах, и знал, что от них пользы намного больше, что кстати Бесков и подтвердил потом в «Спартаке». Константин Иванович, вообще, запрещал играть длинно, потому что при таких действиях шанс потерять мяч заметно вырастает. И я говорил тогда Секечу: «Давайте сделаем квадрат в одно касание или в два, сразу будет видно каждого, какой он футболист». Вообще, футболист должен крутить головой на 360 градусов, как лётчик во время войны. Если он этого не делал, то погибал. Но Йожефович не признавал квадраты, считал, что это не нужно. Но всё равно какие-то компромиссы мы находили. Его «отцом» все называли. Да и вообще, ребята знали про наши хорошие отношения и отправляли меня к нему, чтобы я отмазывал их, когда кто-то залетал с нарушением режима.
— Я читал, что ваше расставание с «Динамо» было, мягко говоря, непростым, звание вам не оставили, и, вообще, создалось впечатление, что вы в чём-то провинились перед своим родным клубом, которому, согласно футбольным справочникам, отдали одиннадцать лет.
— Прибавьте сюда чемпионство, Кубок с Суперкубком, бронзовые медали, больше двухсот игр за клуб, международные матчи. А в полуфинал европейских кубков в советское время, да и не только в советское, не каждый год выходили. Но если говорить о расставании, то поступили со мной некрасиво. Я в 80-м году был полон здоровья, являлся к тому же и лидером команды, ко мне все ребята обращались, потому что пользовался у них авторитетом. Но с приходом тренера Вячеслава Дмитриевича Соловьёва, да и ещё некоторых случайных людей в руководстве клуба, всё изменилось: всё пошло, если не в разнос, то по нисходящей уж точно и для команды «Динамо», и для многих уважаемых игроков, к которым я себя тоже могу причислить. Я помню, как к нам, футболистам, тогда относились и заядлые болельщики, и простые любители футбола. Когда я ехал по улице Горького (ныне Тверской), то нас останавливали гаишники, отдавали честь и желали удачи. И вот сначала убрали из «Динамо» Володю Пильгуя, затем Сашу Максименкова, а потом очередь и до меня дошла. Сначала Соловьёв меня загнал в дубль, в играх за который мы там с Сашкой Максименковым всех рвали. Видно было, что это не наш уровень. Тогда у нас в команде были Валерий Газзаев и Николай Латыш. С обоими у меня остались нормальные отношения. Но на тот момент новый тренер, опираясь на них, а больше на их мнение, взял курс на омоложение, и как показало время, ни нам, людям, которые могли ещё принести много пользы, ни клубу лучше от этих перемен не стало. Понятно, что я ещё провёл прекрасные годы в «Пахтакоре», но московское «Динамо» было и остаётся для меня родной командой, за которую я болел с детства. Но тем не менее, осадок остался до сих пор.
— А теперь, извините, хочу вспомнить ещё один не очень для вас приятный момент. Непосредственно в вашей игре…
— Понимаю, о чём вы говорите, домашний матч с «Локереном».
— Да, о нём. Вы знаете, такое сильно врезается в память, когда дело касается минут, секунд, которые кардинально влияют на судьбу и команды в целом, и игроков, которые в ней выступали. Да и болельщики это долго помнят. В Москву на Кубок Легенд как-то приехал Маркус Бабель, который за пару минут проиграл Лигу чемпионов вместе с мюнхенской «Баварией» в 1999 году в том памятном финале с «Манчестер Юнайтед». Я спросил его: «Как ты такое мог пережить?» Он задумался на пару секунд и ответил: «Это футбол». А вы как пережили ту неудачу, ведь у вас тоже пара минут оставалась тогда до выхода в следующий круг?
— Да, можно, наверное, тоже так ответить: «Это футбол». Но, конечно, в памяти такие моменты остаются, тем более что я мог сам всё решить. После того, как я не забил, пошла атака на наши ворота, нарушение, и Верхейн забил нам со штрафного. Мы с Колей Латышем на вратаря выходили. Но тогда я бежал впереди и не видел, кто у меня был сбоку. А ещё глаза не вовремя на мяч опустил. Да Латыш к тому же не крикнул, чтобы я пас отдал. А уже когда я глаза поднял, то понял, что вратарь сократил угол обстрела, и я неудачно ударил в него. Я ведь никогда не жадничал, мячей семь-восемь всегда в чемпионатах забивали с моих передач, всегда был командным игроком. Что сказать, такое бывает в футболе…
— А ещё хотелось вас про пенальти спросить. Даже не про то, как вы не забили в послематчевой серии в финале Кубка СССР с тбилисским «Динамо» в 1979 году, а почему не пошли бить одиннадцатиметровый за год до этого в полуфинале Кубка кубков с венской «Аустрией»? Вы же были штатным пенальтистом. До этого не раз с точки забивали. С той же «Университатей» в этом же розыгрыше.
— Да, финал Кубка страны в «Лужниках» помню, конечно: Сашка Маховиков не забил, я тоже, и решающий Газзаев. А с «Университатей» мой удар уже был последним, который я реализовал. А вообще, я до финала Кубка в сериях после матча девять из десяти забил. Только Витя Банников, когда в московском «Торпедо» играл, отразил мой удар. А первый пенальти я забил Жене Рудакову. Помню, как пять раз мы уже пробили, и пошли дополнительные удары. Я подошёл к отметке, а у него руки длиннющие, куда бить не знаю. Но ударил хорошо, он даже не шелохнулся. А в игре с «Аустрией» я не решился пойти к точке, травму до этого серьёзную получил ещё перед первой игрой на сборах. Подошёл к Сан Санычу и говорю: «Не могу бить, не хочу подвести». Тогда действительно страха никакого не было. Было чувство дискомфорта, травма давала о себе знать. Я вообще, до этого в сумасшедшей форме был. Мы когда «Бетис» 3:0 обыграли, то их тренер (Рафаэль Ириондо, — прим. автора) сказал в интервью, что я не отказался бы от такого игрока, как Петрушин. Жаль, что мы «Аустрию» потом не прошли, а они в финале просто «слили» 0:4 «Андерлехту». Уверен, мы бы бельгийцам дали бой, помощник тренера «Андерлехта» тогда в Вену приезжал, игру просматривал, и очень обрадовался, когда не мы, а «Аустрия» вышла на них.
— Тренером, как я понял, вы пошли по призванию, задатки ещё игроком были?
— Да. И опыт был, как игрока, и тренеры вокруг меня хорошие были. Вы знаете, когда проходишь такую школу, то, конечно, что-то хочется передать другим, да и реализовать себя тоже. Я ведь и литературу иностранную покупал с различными упражнениями, тактическими наработками, и в интернете много чего для себя полезного нашёл из опыта других известных тренеров. Мне привезли кассеты со всеми тренировками Валерия Васильевича Лобановского, когда он на Ближнем Востоке работал. Конечно, из всего этого выбираешь то, что тебе близко по духу. И ещё хочу сказать, что если игрок становится тренером, то он хочет, прежде всего, видеть тот футбол, в который он играл сам. Это моё личное мнение. Я всегда знал, чего я хочу и соответственно старался через своё видение плюс знания и опыт воплотить всё это на поле.
— Алексей, но почему с тренерской карьерой у вас такая чехарда: заметными этапами можно назвать, пожалуй, только ваше относительно небольшое тренерское время в московском и минском «Динамо», и в алма-атинском «Кайрате». Ведь у вас столько знакомых и друзей. С кем-то вы играли вместе, с кем-то пересекались в других командах. Неужели что-то поосновательней и на более длительный срок вам никто никогда не предлагал?
— Ну, не так уж всё мрачно. C Алма-Атой мы чемпионами стали, в Еврокубках участвовали. Надо сказать спасибо Лёне Пахомову: и хорошему тренеру, и человеку замечательному. Это он меня в «Кайрат» позвал помощником, а потом оставил после себя главным. Очень хорошие воспоминания остались от того сезона: и команда была добротная, и игру мы достойную показывали. Да и вообще, много чего хорошего можно вспомнить: и серебро с Минском, и бронзу в Казахстане с «Ордабасы». А что касается частой смены мест и непродолжительности работы на одном месте, то тут везде разные причины. Но одно могу сказать: я не давал никогда никому повода использовать меня в околофутбольных делах, а именно, что касалось покупки и продажи игроков и их навязывания. Мне в «Кайрат» привезли хорошего игрока с Балкан, деньги надо было символические за него заплатить, но его не взяли. А то, что предлагалось мне потом, уже меня не устраивало. Так и не нашли общий язык с руководством. А вскоре случился повод, и меня уволили.
— Какой повод?
— Не смогли пройти словацкую «Артмедиа», мы их в первой игре уверенно обыграли 2:0, а в ответном матче нам не хватило самой малости: в самом конце решающий мяч пропустили. А руководство хотело увидеть в Алма-Ате «Селтик» из Глазго, который на нас по сетке тогда выходил. Они, как я позже уже узнал, это Назарбаеву обещали. Тогда «Артмедиа» хорошо известный у нас Владимир Вайс возглавлял. Он потом, через многие годы, по иронии судьбы, сам руководил «Кайратом». Тогда он мне сказал ещё после первой игры: «Я не ожидал, что «Кайрат» такой сильный». Так что, не хватило нам чуть-чуть, а меня убрали с формулировкой «не выполнившего задачу».
— А с минским «Динамо» как было?
— Из Минска мне позвонили и предложили приехать на игру «Динамо», чтобы поговорить. Я приехал, посмотрел. Там ещё два тренера-кандидата были. Но остановились на мне. Мы пожали руки, подписали контракт, я уехал в Москву, взял вещи, а уже через день вернулся назад. Команда на восьмом месте шла, от первого на десять очков отставала. Я там сразу с места в карьер взял. У меня хороший помощник был, Сашка Хацкевич. Я ему благодарен бесконечно. У него в Белоруссии авторитет просто сумасшедший, здорово мне помог. У меня видение игры было. Как пошли с ним всех обыгрывать… Потом в Гомель к основному конкуренту приезжаем, загрузили им три штуки, могли и больше забить. В итоге «серебро» взяли и попали в квалификацию Лиги Европы. Но и там я не задержался. Начальство любило часто тренеров менять (смеётся).
— В качестве тренера вы всё-таки не так много достигли.
— Согласен. Мог бы больше сделать. Но не жалею ни о чём.
— Вы ведь родились в ближайшем Подмосковье. Расскажите немного о ваших родителях, о вашей семье?
— Да, я из Люберец, но сейчас это уже почти Москва (cмеётся). Мне ведь квартиру в столице только в 1978 году дали. А до этого приходилось тратить много времени, чтобы добираться до того же «Динамо». Избранница моя была тоже родом из Подмосковья — из Красногорска, поженились мы в 75-м, а в 76-м у нас родилась дочка. Сейчас у меня есть внук, которому девять лет. А что касается родителей, то я, как принято было говорить, из простой семьи. Мама посменно работала на машиностроительном заводе в Люберцах, а отец — водитель самосвала. Жили вместе с сестрой. Я был, как и многие тогда, предоставлен сам себе и целыми днями гонял мяч с ребятами во дворе.
— Да у вас, я вижу, «золотая» свадьба скоро, с женой не успели случайно развестись, пока в тренерских командировках были? Посмотреть вашу биографию тренера, так практически дома и не ночевали.
— Нет, всё нормально (смеётся). Жена у меня понимающий человек. Она с дочкой, когда я играл в Ташкенте, постоянно приезжала ко мне летом фруктов поесть (смеётся). А так, я, вообще, чуть что, так сразу домой.
— В общем, можно сказать, что вы примерный семьянин.
— Тут даже не обсуждается.
— Удачи вам! Ждём «золотую» свадьбу!
— Спасибо.
Текст: Александр Косяков.
Заглавное фото: Олег Бухарев.
Фото: из личного архива Алексея Петрушина и Александр Косяков.
